Винтики путинской политики: несамостоятельные российские элиты

Что происходит с российскими элитами во время войны? Здесь важны не столько персоны, сколько конфигурация, которая неизбежно изменится с уходом Путина. В другой конфигурации те же персоны могут играть другую роль. Попробуем разобраться в ситуации более предметно.

Путинская номенклатура во время войны: страх и покорность

С начала войны в Украине российская элита окончательно утратила самостоятельную акторность и способность к консолидированным действиям, которые в какой-то мере сохранялись даже после 2014 г. Она окончательно перешла в разряд номенклатуры — абсолютно зависимой от начальника служилой прослойки. Это означает резкое сужение участка ответственности и горизонта планирования, утрату способности влиять, весьма ограниченные представления о собственной ответственности за действия системы в целом. Поэтому сейчас правильнее говорить не о политической элите, а об управленцах, технологической элите.

24 февраля 2022 года стало не столько точкой перелома, сколько точкой невозврата. Это была и проверка элиты на вшивость. Она показала, что 20 лет кадрового отбора и натаскивания сделали свое дело: все сегменты путинской элиты независимо от их генезиса переварены системой в однородную и не очень аппетитно пахнущую массу.

Никто из высокопоставленных бюрократов-«технократов» не выступил публично с критикой войны и не ушел в отставку в знак протеста. Это серьезное достижение Путина. Анатолий Чубайс, бывший спецпредставителем президента по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития, и председатель Счетной палаты Алексей Кудрин «отпросились» у Путина (один в марте 2022 в отставку, другой в ноябре на работу в IT-компанию «Яндекс»).

Председатель ЦБ Эльвира Набиуллина, которая, по слухам, тоже просилась в отставку, была через месяц после начала войны представлена Путиным Думе на новый срок. В правительстве ушла пара замминистров, и никто громко.

Единственное исключение — Наталья Поклонская, фигура экзотическая для российской политики, некогда лицо «крымской весны», бывшая с февраля 2022 замглавы Россотрудничества, а уже в июне отставленная и получившая пост советника Генпрокурора, который исключает публичность. Было еще несколько случаев «бегства» в государственном бизнесе — ряда руководителей группы «Аэрофлот» и других авиакомпаний.

Такое поведение элит свидетельствует не только о высокой лояльности и сначала неподготовленности, а потом «замазанности» элиты, но и о страхе, который порожден высокой репрессивностью системы в отношении собственного аппарата, и о жесткости контроля. Вдобавок Запад ошибся в расчетах с персональными санкциями и подыграл Путину, отрезав российским элитам «пути бегства». Они оказались заперты в России, что способствовало их консолидации вокруг вождя.

Война и переход к жесткой конфронтации с Западом завершили создание в путинской России номенклатурной системы, похожей на сталинскую. До войны и объявления Западом массовых персональных санкций этому мешала способность элит выскочить из системы, прихватив при этом с собой часть общего добра.

Теперь таких возможностей нет, как нет и элиты. Есть лишь пять отрядов номенклатурной бюрократии: силовой, технократический, бизнесовый (госбизнес и частный бизнес), политтехнологический и региональный. Каждый представитель этой бюрократии — винтик, выполняющий строго определенные ему функции согласно месту, которое отведено ему сверху. Будучи убранным, замененным другим, этот винтик сразу теряет свою роль и влияние. Впрочем, роль винтика и концентрация на конкретных, четко определенных задачах, хорошо отвлекают бюрократов от вредных мыслей и обеспечивают некоторый психологический комфорт.

Кадровых перемен почти нет

Две главные черты военного времени в кадровом измерении, — это, во-первых, резкое сокращение интенсивности перестановок, и, во-вторых, зависание новых назначений в случае образования вакансий.

Кадровые назначения на верхнем уровне с февраля 2022 года можно перечислить по пальцам одной руки. Это позиции вице-премьера по промышленности и оборонной отрасли (Денис Мантуров вместо Юрия Борисова, июль 2022), министра по чрезвычайным ситуациям (Александр Куренков, май 2022), главы Роскосмоса (Юрий Борисов вместо Дмитрия Рогозина, июль 2022), главы Росавиации (Дмитрий Ядров вместо Александра Нерадько, сентябрь 2023), плюс две отставки с образованием не заполненных пока вакансий: глава Счетной палаты (Алексей Кудрин, ноябрь 2022) и глава ФТС (Владимир Булавин, февраль 2023). К этому можно добавить восемь замен губернаторов: пятерых в мае 2022, двух в марте 2023 и одного в октябре 2023.

Это то, что на виду.

Внутри же завершилась замена всего кадрового блока Кремля: вместо Сергея Иванова (2011-2016), Анатолия Серышева (2018-2021) и Андрея Чоботова (2017-2023) его теперь составляют Антон Вайно (с 2016), Дмитрий Миронов (с 2021) и Максим Травников (с 2023).

Дмитрий Миронов, в прошлом один из путинских адъютантов, отработав полный срок губернатором Ярославской области, в октябре 2021 стал помощником президента, курирующим силовые кадры. На этом посту он сменил Анатолия Серышева, задвинутого на позицию полпреда президента в Сибирском ФО (она была вакантна полгода). Приход Миронова в силовые кадры состоялся за четыре месяца до начала войны. В июне 2022, уже после начала войны Миронов стал и главой комиссии Кремля по вопросам госслужбы. Его функционал расширился фактически до уровня кадрового «серого кардинала».

Такой функционал был у Виктора Иванова во время второго путинского президентского срока. Впоследствии комиссию возглавляли руководители администрации президента — Сергей Иванов и Антон Вайно, однако при Вайно эти важнейшие полномочия перешли от руководителя администрации под непосредственный контроль выходцев из ФСБ-ФСО, обозначив тенденцию ослабления поста главы администрации и своего рода «децентрализацию» администрации президента.

Теперь, с объединением в Кремле управления по вопросам противодействия коррупции (им с 2017 руководил Андрей Чоботов) и по вопросам государственной службы (с 2019 его возглавлял Максим Травников) в одно, и с переходом функций надзора за коррупцией от 63-летнего генерала ФСБ, соратника Сергея Иванова к 48-летнему «равноудаленному» от основных групп влияния однокурснику Вайно Травникову пазл окончательно сложился. На смену трио ФСБ пришло более молодое поколение «разночинцев», близких лично к Путину, а не к какой-то корпорации.

Несменяемость большинства фигур наверху создает иллюзию неизменности и самого политического Олимпа, и моделей, его описывающих, включая разные рейтинги. Между тем ситуация в верхнем эшелоне путинской элиты изменилась кардинально, и дело не в фигурах, а в конфигурации.

Заморозку кадровых перестановок на верхних этажах системы можно объяснить по-разному. И тем, что они идут в военной части, а до гражданской и даже правоохранительной, от которых в военном смысле мало что зависит, просто руки не доходят. И тем, что в нынешнем машинообразном состоянии системы все настолько подчинено общему интересу и контролируется, что индивидуальные и групповые интересы уже не важны. А значит, и менять людей незачем. И тем, что имела место временная заминка, вызванная происходившей заменой кадрового блока Кремля.

Долгожители путинской системы

Анализируя элиты, мы обычно уделяем больше внимания тому, что изменилось, и обращаем меньше внимания на фигуры, остающиеся на своих позициях. Однако именно на них держится путинская Земля.

Кто эти Атланты путинской системы? Взяв за основу экспертные рейтинги 100 ведущих политиков России за 2000–2022 годы, мы проанализировали 50 лидеров этих списков из числа действующих политиков. К ним были добавлены, опять же с привлечением экспертов, несколько человек из числа представителей путинской элиты, ставших влиятельными в последнее время и не успевших еще накопить рейтинговый вес. Всего получилось 59 человек. Один из них, Евгений Пригожин, «утоп», и их осталось 58. Среди них практически в равной пропорции представлены Администрация президента (8), правительство (9), силовики (8) и госкорпорации (9).

Средний возраст верхушки путинской элиты — 64 года, на семь лет моложе Путина. Среднее время нахождения их на нынешней должности — 11 лет, Путин и здесь на краю, как ни считай. 80-летние Валерий Зорькин и Вячеслав Лебедев, 79-летний Зюганов, целая плеяда точных ровесников Путина и людей на год-два его старше находятся во главе корпораций. Некоторое время назад казалось, что залповая замена представителей элиты почтенного возраста может привести к системному кризису. Сегодня это маловероятно. Уход в результате естественного угасания происходит постепенно, а незаменимых руководителей-винтиков нет. Большие корпорации могут многие месяцы работать без официального руководителя.

В свое время была идея, что массовые замены губернаторов, их омоложение в канун президентских выборов 2018 — это ответ на общественный запрос на обновление. Сегодня котлом, где, как царь из сказки, омолаживается Путин, стала война с потоками проливаемой там крови.

Если выстроить верхушку путинской элиты вереницей, в виде змеи, то в голове, главными долгожителями на своих постах будут

Лебедев (34 года), Зюганов (28), Брычева, Эрнст (по 24), Добродеев (23), Миллер (22), Костин (21), Зорькин (20), Лавров (19), Ковальчук (18), Бастрыкин, Греф, Токарев, Чемезов (по 16), Бортников, Патрушев ст., Громов (по 15), патриарх Кирилл (14).  Наоборот, в хвосте окажутся занимающие свои нынешние должности не более 5 лет Голикова, Патрушев мл, Шувалов, Мишустин, Артемьев, Козак, Краснов, Чайка, Хуснуллин, Новак, Турчак, Белоусов, Медведев, Королев, Мантуров, Борисов, Кудрин.

Атланты путинской системы по своей укорененности в ней, если измерять ее через стаж, — это 1) председатели высших судов и Лариса Брычева из Главного правового управления АП, медиа (Алексей Громов, Олег Добродеев, Константин Эрнст) — с ними Путин формировал режим, 2) силовики и главы госкорпораций образца укрепления путинских позиций при переходе к тандему. В первом случае это обслуга, как удобные тапочки; во втором — соратники второго призыва: они всем обязаны Путину, а он им — нет.

В хвосте находятся представители медведевско-мишустинской трансформации, связанной с двумя кабинетами министров.

Это вице-премьеры, как Голикова, Хуснуллин, Новак, Белоусов, Мантуров, и зампреды, как Королев (ФСБ) и Медведев (Совбез). Для большинства из них это недавний карьерный взлет, для кого-то — Чайки, Медведева, Артемьева — ступенька вниз.

 «Синдром внезапной русской смерти»

Именно так, почти по М. Булгакову, назвал журнал Atlantic статью в конце 2022 о серии странных смертей российских бизнесменов и топ-менеджеров. Всего таких смертей насчитывается полтора десятка. В середине апреля в Москве и Испании практически одновременно произошли смерти бывших топ-менеджеров Газпромбанка и «Новатэка», обставленные как самоубийства бизнесменов, убивших перед этим, и жестоко, членов своей семьи. В других случаях сорокалетних топ-менеджеров и бизнесменов находили мертвыми, а в качестве объяснения выдвигались экзотические версии вроде увлечения ксенонотерапией, повлекшей внезапную остановку сердца, или даже сеанса у шамана.

В «Лукойле» в процессе резкой смены топ-менеджмента, запущенной после антивоенных заявлений Вагита Алекперова, ровно в день его рождения погиб, выпав из окна кремлевской больницы, глава совета директоров «Лукойла», правая рука Алекперова Равиль Маганов. Тремя месяцами ранее, в начале мая при странных обстоятельствах из-за остановки сердца неожиданно умирает 43-летний Александр Субботин, бывший замгендиректора «Лукойла» по материально-техническому обеспечению, переработке и сбыту. Его брат Валерий, бывший старшим вице-президентом «Лукойла» и считавшийся возможным преемником Алекперова, схлестнулся когда-то с Сечиным по поводу Башнефти, и от греха подальше был отправлен в конце 2016 в Швейцарию возглавить трейдинговую компанию «Лукойла».

Описанные смерти топ-менеджеров загадочны не только сами по себе, но и практически полным отсутствием содержательной реакции на них в публичном пространстве. В момент объявления они сразу обрастали скандальной бездоказательной информацией, но не было ни расследований, ни анализа произошедшего. Символичная и во многом демонстративная жестокость этих смертей заставляют задуматься. Похоже, что как минимум некоторые из них были не просто бизнес-разборками с устранением мешающих фигур. Это были сигналы всему олигархическому бизнесу, который зависит от Кремля не так сильно, как бюрократия, чтобы он не проявлял излишней самостоятельности.

Похоже, сигнал был правильно понят адресатами и возымел действие. Олигархический бизнес в авторитарном государстве, управляемом во многом выходцами из спецслужб, сопряжен с высокими рисками, которые многократно усиливаются при кризисном развитии событий.

Усилилась роль силовых корпораций

Пандемия, которая повлекла самоизоляцию Путина, а потом война внесли колоссальные изменения в неформальное устройство и функционирование российских элит. Начиная с 2020 года вокруг Путина возник информационный пузырь. От него отдалились те, кто прежде мог сам обратиться к Путину, как это делали Греф и Кудрин на правах давних знакомых-соратников, а не просто подчиненных.

Усилился дисбаланс между силовиками и гражданскими в окружении Путина: силовики с их регулярными обязательными докладами к Путину проникали, а вот гражданским чиновникам (кроме Мишустина и Собянина) было трудно проходить длительный карантин. Усилилась и роль идейно близких «визионеров», братьев Ковальчуков и Николая Патрушева. Легко представить себе, какие представления о мире они транслировали.

В условиях войны, развязанной Путиным, все крутится вокруг войны и «все для фронта, все для победы». Из этого вытекает резко усилившаяся роль силовиков. При этом возросла роль силовых корпораций — они во многом определяют цели, задачи, всю логику развития страны. Но руководители этих силовых корпораций играют сугубо инструментальную роль. Никто из основных силовиков не является «хозяином» своей корпорации, а Бортников — менее других. Это макиавеллиевская модель: либо во главе корпораций стоят фигуры, которые не пользуются непререкаемым авторитетом и часто пересаженные из других корпораций (Шойгу, Краснов, Куренков), либо, как в случае с ФСБ, это скорее холдинг, чем единая централизованная корпорация. 

Пять видов винтиков путинской системы

У элементов единой госмашины есть функциональная специализация в рамках крупных частей-блоков. В первом приближении можно выделить пять таких блоков: бюрократы-силовики; бюрократы-технократы; бюрократы-хозяйственники, бюрократы-политменеджеры и регионалы. Олигархический бизнес полностью утратил самостоятельную роль. Сейчас он, как уходящая натура, напоминает «красных директоров» 1990-х.

Бюрократы-силовики. В эту группу входят и «старые», назначенные при переходе к тандему и на выходе из него, и «новые» руководители, пришедшие в основном в 2014–2016 годы, когда руководство половины силовых корпораций было радикально обновлено.

Разница между «старыми» и «новыми» — не только в стаже и, соответственно, в степени контроля над возглавляемыми ими корпорациями, но и, как правило, в возрасте и наличии советского опыта службы. Многие из силовиков-ветеранов, включая Бастрыкина, Патрушева, Бортникова, перешли 70-летний рубеж. Хотя Путин ежегодно продлевает им срок службы, что делает их поводок особенно коротким, их замена еще при Путине более чем вероятна. Уход оставшихся старожилов маловероятен в сценарии эскалации, но вполне может состояться, если жесткая конфронтация с Западом становится нормой.

Бюрократы-технократы. Это большой отряд управленцев гражданского блока правительства, включающий мишустинскую команду — главным образом, на уровне вице-премьеров и аппарата правительства — и ставленников различных бизнес-групп на уровне министров. Первые моложе и более консолидированы, они похожи на единую команду. У многих из них нет советского опыта, а часто и опыта предшествующей работы где бы то ни было за пределами налоговой службы.

Особенно нужно отметить представителей полумифического либерального крыла в структурах власти. Его, этого крыла, давно уже нет, года с 2012. И уж точно — с 2014-го. Те фигуры, которые когда-то в него входили и остаются во власти до сих пор (например, Греф и Набиуллина), мало чем отличаются от остальных управленцев-технократов. Свой либерализм они проявляют в строго определенных системой местах и дозах.

Бюрократы-хозяйственники. Это бывшие олигархи, представители частного бизнеса, превратившиеся с началом войны в квази-частников, и госолигархи — приближенные к Путину чиновники, контролирующие от лица государства колоссальные ресурсы. Наряду со «старыми» силовиками, это самая, пожалуй, возрастная группа в элите, которой в ближайшее время предстоит радикальное омоложение. А квази-частники к тому же принадлежат к группе, положение которой ухудшилось резче, чем у всех остальных.

Бюрократы-политменеджеры. Это обширная надстройка, в которую входят огромный кириенковский блок АП, включая Госсовет, Госдуму и Совет федерации. Сюда же относятся и лидеры партий-фракций в Госдуме, роль которых, и без того ограниченная, с началом войны стала совсем малозаметной.

Бюрократы-регионалы мало отличаются от технократов, а многие из них и вышли из этих рядов. Это в большинстве своем внешние управляющие, задача которых — наладить горизонтальное взаимодействие с федеральной и региональной частями местной элиты. На уровне губернаторов они моложе других отрядов элиты, а на своих позициях находятся меньше других — всего 4-5 лет.

Чеболизация всей страны

До сих пор мы рассматривали российский управляющий класс в логике корпораций — государственных и частных, силовых и хозяйственных. Между тем границы между корпорациями в последние годы становятся всё менее жесткими и всё меньше определяют структурирование элитного пространства.

Руководство многих корпораций играет скорее инструментальную, чем самостоятельную политическую роль. При этом некоторые корпорации начинают выполнять функции, далеко выходящие за пределы их основной сферы деятельности. Особенно мегакорпорация ФСБ, которая представляет собой сложный конгломерат не жестко централизованных структур, и подобно раковой опухоли проросла во все остальные крупные корпорации.

На протяжении двух с лишним десятилетий путинского правления гражданские и силовые корпорации сначала пережили две фазы централизации. Сначала силовые и гражданские ведомства и службы были оторваны от регионов и превращены в управляемые из центра корпорации, а затем на их основе возникли «чеболи». Последний тренд возник с переходом к тандему в 2008 году, когда под непосредственным контролем возглавившего правительство Путина были созданы «чеболи» — многопрофильные конгломераты, выполняющие самые разнообразные функции.

В последнее время этот тренд усилился. Он позволяет сочетать в одних руках власть и собственность, контролировать важнейшие сферы деятельности и страну в целом вне зависимости от политических перипетий. Помимо «Ростеха», это «Газпром», «Роснефть»+«Роснефтегаз», Сбербанк, Банк «Россия», ВТБ, Росатом, «Курчатовский институт».

Во главе чеболей стоят близкие соратники Путина:

Алексей Миллер, Сергей Чемезов, Игорь Сечин, Алексей Костин, Сергей Кириенко, Алексей Лихачев, Юрий и Михаил Ковальчуки, Герман Греф.

На разовой и постоянной основе чеболи выполняют различные непрофильные хозяйственные и политические функции. «Газпром» участвует в геополитических и геостратегических проектах, используется для контроля за СМИ и создания сети тематических парков «Россия — моя история». «Росатом» становится оператором Северного морского пути, занимается ликвидацией загрязнений, управляет Сахалином, руководит Владивостокским морским портом. «Роснефть» занимается внешнеполитическими проектами в Венесуэле, запускает судостроительный комплекс «Звезда» на Дальнем Востоке, проводит генетические исследования и т д.

Роль всех «чеболей» и особенно «Ростеха», Росатома, «Газпрома» и «Роснефти» очень возрастает в условиях затяжной войны и жесткого противостояния с Западом. Режиму жизненно важно, чтобы и под бременем санкций обеспечивалось бесперебойное функционирование ВПК, ядром которого является «Ростех». Поэтому очень востребованным оказался опыт Дениса Мантурова, получившего в июле 2022 статус вице-премьера: во время пандемии он отвечал за производство, выстраивание снабженческих и сбытовых цепочек. Именно в логике передачи ответственности «Ростеху» следует рассматривать замену Мантуровым Юрия Борисова на посту вице-премьера по промышленности и оборонке, отвечающего за импортозамещение.

В отношении путинских кадров чеболи дают даже не конгломераты, а симбиозы, сплавы финансовых, политических, силовых и пр. ресурсов с функциональной специализацией соответствующих элит, которые выступают или могут выступать как единая команда. Иногда тесная взаимосвязь госуправления с бизнесом и его силовым обеспечением становится особенно зримой. Она видна, например, в случае Игоря Сечина, сменившего в 2012 вице-премьерский пост на позицию госолигарха, а кураторство над крупнейшей компанией — на прямое руководство ею. Сходные метаморфозы произошли с Грефом, перешедшим в 2007 с позиции министра экономики на позицию главы Сбербанка, и, относительно недавно, с Игорем Шуваловым, первым вице-премьером в правительстве Путина и Медведева (2008-2018), возглавившим крупнейший банк и институт развития — ВЭБ.РФ.

В обычном мире крупная собственность служит гарантом стабильности при смене политической власти и обеспечивает преемственность. В путинской России, где права собственности условны, а колоссальная госсобственность закреплена за сослуживцами и друзьями президента, все не так. Уход Путина может спровоцировать колоссальное перераспределение собственности — и государственной, нарезанной огромными ломтями, и частной, как показывает свежий пример «Лукойла».

Этот риск делает тех, кто сегодня контролирует эти огромные куски собственности, незаинтересованными в уходе Путина. Наоборот, они заинтересованы в возможно более долгом сохранении статус-кво. Однако в ситуации слабых институтов и возрастных «олигархов», в массе своей ровесников Путина, чем дольше сохраняется статус-кво, тем ниже управленческая эффективность, и тем выше риски дестабилизации в результате выбытия по естественным причинам и единовременной массовой смены госолигархов и «частников». 

Раскола нет, а поедание есть и будет

О поведении элит в условиях закрытой номенклатурной системы, да еще во время войны говорить сложно. В публичной сфере заметны, главным образом, политтехнологические элиты с фигурами вроде Медведева, Кириенко, Володина, Матвиенко, патриарха Кирилла, которые «топят» за СВО. Остальные ведут себя строго в меру своего функционала, обеспечивая выполнение данных им заданий, и стараясь особенно не светиться в публичной сфере. Да и поводов светиться осталось мало.

Мятеж Пригожина стал развязкой конфликта внутри силовых элит. Он был интересен не столько двумя днями похода на Ростов и Москву, сколько тем, какие уроки из него извлек Кремль. Один из уроков прост: не делать больше никаких исключений в тактике «разделяй и властвуй», никому не давать сосредоточить в своих руках сразу несколько ресурсов: силовой, административный, финансовый, медийный, политический. По одному, максимум по два вида ресурсов в руки, и самодостаточных игроков на сцене не будет.

Второй урок — упрощение конструкции системы, повышение скорости и эффективности ее работы за счет ликвидации внутрикорпоративных противовесов и управляемых конфликтов. Одним из наиболее публичных противостояний такого рода было напряжение между Пригожиным и Шойгу/Герасимовым. Ликвидация этого противостояния привела сначала к мятежу, а потом и к ликвидации самого Пригожина.

Другие внутренние силовые поля были гармонизированы после замены кадрового блока Кремля и отставки главы Росавиации Александра Нерадько, конфликтовавшего с министром транспорта Виталием Савельевым. Во всех этих случаях Путин счел внутренний конфликт вредным для внутрикорпоративной слаженности и общего результата.

Никакая элита не любит контроля со стороны общества, а особенность авторитарного режима лишь в том, что элита в нем этого контроля и не имеет. Бессменность непререкаемого автократа превращает такую элиту, а с ней и всю политическую систему в вариант мафии, что хорошо показал на примере нескольких пост-социалистических и пост-советских государств Балинт Мадьяр. Мафиозный характер путинского режима в полной мере проявился как раз в ситуации вокруг Пригожина: незаконное привлечение в незаконную ЧВК отбывающих наказание преступников, их обеспечение современным оружием и использование в качестве пушечного мяса, незаконное освобождение участников путча от наказания, а затем устранение Пригожина.

С уходом Пригожина ничто больше не отвлекает зрителей от художеств другого исключительного игрока, Рамзана Кадырова — второго после Путина диктатора в стране, но меньшего масштаба.

Конфликты в элите, которые мы наблюдаем, несут на себе отпечаток конкретных фигур, но они имеют системный характер. Дальше их острота будет возрастать. Очень конфликтогенна сама ситуация сокращающегося в своих размерах пирога, который делят между собой группировки в элите и корпорации. А механизм путинского арбитража в ситуации войны, как видим, дает сбои.

Других элит у нас для вас нет

Так есть ли надежда на элиты в случае трансформации российской политической системы из нынешней авторитарной в сторону демократии? Несмотря на все изложенное выше, такая надежда есть. Более того, никаких других надежд нет и быть не может. За долгое время правления Путина и отсутствия или слабости публичной политики старая контрэлита вымерла, а новой неоткуда было взяться. И потом речь идет о колоссальной массе чиновников, а не о нескольких десятках на самом верху.

Другое дело, что это не надежда на волшебное превращение нынешних Савлов в Павлов, а надежда на то, что эти самые Савлы в других политических условиях, с другими институтами будут работать на пользу сил добра. Вопрос в том, как появятся эти самые другие институты, лучшие по сравнению с нынешними.

Война беспощадно высвечивает не только элиты во всей их красе, но и общество. Она разрушает иллюзию «плохая власть — хороший народ». Главное вытекающее из этого следствие — невозможность радикального изменения ситуации путем простой смены власти. Меняться, и очень постепенно, а не быстро придется всем вместе — и элитам, и народу, плотью от плоти которого эти элиты являются.

При этом, как ни мала вероятность перерождения системы с уходом Путина, ее не стоит сбрасывать со счетов. Не думаю, однако, что в этом случае возможны и целесообразны масштабные люстрации, как бы кому этого ни хотелось и ни казалось справедливым. Есть справедливость разрушения и справедливость созидания.

Я за вторую, в том числе и ценой нарушения первой.