Вчера экспертов активно спрашивали о том, вышли ли люди протестовать «против Путина» или они пришли поддержать Навального. Вопрос этот — прежде действительно актуальный — в последнее время начал терять смысл. Первое становится сейчас синонимом второго. Стараниями властей Навальный уверенно превращается в этакого «антипутина». Число людей, которые одновременно выступают против обоих, зримо уменьшается. Всё дрейфует в сторону простой дихотомии: если ты не одобряешь действия Путина — ты автоматически переходишь в ряды сторонников Навального.
Причин у такой поляризации есть, как минимум, три. Во-первых, ни один оппозиционер не может не понимать, что перехват инициативы из рук Кремля — заслуга исключительно «берлинского пациента». Сначала скандальное расследование с последующим звонком своему отравителю, поставившее режим в положение оправдывающегося. Затем героическое возвращение вопреки предупреждениям властей, заставившее их перекрывать шоссе и разворачивать самолеты. Ну и в качестве вишенки на торте — фильм о дворце, демонстративно выпущенный не из «прекрасного далеко» — из Германии, а из «путинских застенков». Навальный играет первым номером, постоянно меняя направление удара и заставляя власть неуклюже отмахиваться. Именно Навальный заставил режим уйти в глухую оборону. Такие вещи и оппозицию вдохновляют, и колеблющихся на ее сторону склоняют.
Впрочем, дело не только и даже не столько в эффективности действий самого Навального. Сплочение оппозиции вокруг него в первую очередь — результат реализуемого режимом конфронтационного внутриполитического курса. Навальный обостряет игру, Путин закручивает гайки — а в результате все остальные, более умеренные игроки, отступают на задний план. И у первого, и у второго, в принципе, есть войска, есть соратники, есть союзники, но все они теряются сейчас в предрассветном тумане, а в поле маячат только эти двое: Пересвет и Челубей. Архетипическая ситуация — бой былинных богатырей. Здесь больше никому нет места, все остальные — просто зрители.
Есть и третья причина, она вступила в игру после отравления Навального. Это событие резко уменьшило число оппозиционеров, желающих покритиковать последнего. Даже те, кто обычно с ним переругивался, вынуждены были забыть старые ссоры и выступить в его поддержку. Трудно ведь ссориться с человеком, лежащим при смерти. Да и сейчас — пока он в тюрьме — критиковать его тоже не с руки. В этом смысле власть сама способствует сплочению оппозиции. Чем дольше Навальный будет находиться в тюрьме — тем больше шансов, что он превратится-таки в «русского Манделу». Власть сейчас словно указала на него пальцем и кричит: «Вот он — мой главный враг».
И не надо говорить, что «Ходорковский ведь не стал Манделой». Да, не стал. А вот Навальный — если все и дальше так пойдет — станет. И дело даже не в том, что Ходорковский был олигарх, а Навальный живет в обычной квартире в Марьино. Дело в том, что 15 лет назад спроса на «русского Манделу» не было. Большинство населения тогда было удовлетворено ситуацией в стране и верило в ее перспективы. Запроса на оппонирование властям общество не предъявляло. Сейчас в этом смысле принципиально другая ситуация. Уверенность в том, что будущее безоблачно, улетучилась. Электоральный рейтинг Путина упал ниже 50%. Спрос на оппозиционность растет. И Навальный его эффективно удовлетворяет.
Что власти могут этому противопоставить? В рамках текущего курса ничего, кроме силовиков. В историческом смысле путь этот бесперспективный, тупиковый. Надо ломать саму конструкцию и создавать новую. Во-первых, налаживать диалог с обществом — пока оно еще не полностью ушло в оппозицию. Для этого надо отказаться от безумной идеи в очередной раз взять Думу под полный контроль. Парламент должен стать местом для дискуссий. Российской политике нужна институционально оформленная площадка; только тогда есть шанс, что она не перетечет окончательно на площади.
Во-вторых, и это самое главное, Путину надо запускать операцию «преемник». Иначе 2024 года страна может и не пережить. География вчерашнего протеста показала, что «глубинный народ», на который раньше Кремль мог в сложной ситуации положиться, уходит в историю. Это принципиально новое качество российской политики, и с этим надо считаться.
