Бизнесмен Дмитрий Босов прожил насыщенную предпринимательскую жизнь, у него был широкий круг общения. Он несколько лет входил в список 200 богатейших бизнесменов России, а в 2020 году впервые стал членом «клуба миллиардеров»: Forbes оценил его состояние в $1,1 млрд.
Но о его личной жизни мало что было известно – Босов редко давал интервью.
Информационный всплеск случился 6 мая 2020 г., когда стало известно о гибели 53-летнего Дмитрия Босова в собственном доме на Рублевке. Очень скоро в прессе наравне с вопросами о самой трагедии появились вопросы о наследстве.
Один из крупнейших активов Босова – «Сибантрацит», мировой лидер по добыче и экспорту антрацита и крупнейший в России производитель металлургических углей. Единственным акционером «Сибантрацита» выступает группа «Аллтек», в которой у Босова было 86,57%. Вокруг этой компании и разгораются страсти. Раз между наследниками начались судебные тяжбы (новости об этом появляются в деловых СМИ с завидной регулярностью), то можно предположить – завещания у Босова не было.
По закону срок наследственного дела – минимум шесть месяцев, то есть по истечении этого периода наследники первой очереди получают равные доли в активах. Спустя полгода после гибели Босова процесс о его наследстве не только не вышел на финишную прямую, но, напротив, закрутился в сложном юридическом вихре.
На прошлой неделе РБК написал, что вдова бизнесмена – 31-летняя Катерина Босов (именно так значатся ее имя и фамилия) – подала иск. Она собирается доказать, что имеет право не только на половину доли мужа в «Аллтеке» (43,285% из 86,57%), но и на контроль в группе. Иск вдовы – принципиальный поворот в этой и так уже непростой ситуации.
Семеро против одной
Наследниками Босова считаются восемь человек: его родители, пятеро детей (четверо сыновей и дочь) и последняя жена Катерина. Для бизнесмена брак с ней был третьим; они поженились в 2016 г.
Поначалу ситуация вокруг наследства выглядела вполне спокойной. По сообщениям СМИ, после смерти бизнесмена активы перешли в доверительное управление к вдове и его отцу Борису Босову. В конце мая Катерина стала председателем совета директоров УК «Сибантрацит», сменив на посту давнего бизнес-партнера и сокурсника мужа Дмитрия Агу. С 2018 г. она занимала пост коммерческого директора компании, входила в совет директоров и, соответственно, знакома с угольным бизнесом.
Можно было предположить, что все наследники Босова пришли к соглашению и совместно уполномочили супругу на управление активами на период наследственного дела (напомним: в России это шесть месяцев). Такое решение выглядело разумным: порой бизнес-активы теряют управляемость и стоимость именно из-за отсутствия контроля собственника в тот самый полугодовой период.
Летом Катерина Босов решила создать инвестиционный фонд для консолидации активов покойного мужа и управления ими. Создание фондов для таких целей – распространенная практика. Обычно фонды создаются по двум причинам: либо для передачи управления активами команде профессионалов, либо для дополнительной юридической защиты в случае конфликтов, споров, претензий.
А осенью начались судебные разбирательства. В октябре иск к вдове подали четверо сыновей и мать бизнесмена. Наследники оспорили передачу Катерине половины доли бизнесмена в «Аллтеке», поскольку, по их версии, создание бизнеса Босов начал до их брака. Суд наложил обеспечительные меры на спорное имущество. Пришлось уйти Катерине и с поста председателя совета директоров «Сибантрацита» – на позицию вернулся Дмитрий Ага.
В ноябре иск подала сама Катерина, требуя признать, что ей, как вдове, полагается не только половина активов покойного мужа. Она намерена доказать, что ей в «Аллтеке» принадлежит и вовсе 77%, а объясняет она это цепочкой сделок, приведших к изменению размера уставного капитала группы. В качестве аргумента она приводит факт продажи ее личного автомобиля Bentley за 7 млн руб. Эти деньги, по ее мнению, Босов использовал для увеличения доли в «Аллтеке», что позволило ему сохранить контроль в «Сибантраците». (Значит, имущество можно считать «совместно нажитым» или даже частным; об этом ниже.)
Репутация и доля
Практически сразу после смерти Босова активную позицию занял его бывший партнер, в том числе по управляющей компании «Востокуголь», – Александр Исаев. «Востокуголь» – второй значимый актив Босова – создан для разработки нескольких новых месторождений угля; сюда же вошла доля в строящемся угольном порту. «Востокуголь» Босов и Исаев развивали на паритетных началах. У них были и другие совместные проекты – добыча угля в Арктике, добыча угля и ферроникеля в Индонезии, результаты которых оказались спорными. Босов, писал Forbes, возложил ответственность за ошибки в этих проектах на Исаева. 6 апреля 2020 года он «уволил» партнера за «вопиющие злоупотребления и хищения на вверенных ему участках работ». А в качестве компенсации лишил его 50% УК «Востокуголь»: доля Исаева была приобретена за номинальную сумму топ-менеджером компании, который передал ее потом самой компании.
В конце апреля Исаев подал иск к трем компаниям Босова (УК «Востокуголь», «УК «Сибантрацит» и группе «Аллтек»). Единственной целью подачи иска была защита деловой репутации, какие-либо материальные претензии не предъявлялись, корыстные мотивы не преследовались, сообщал РБК. Но 20 мая – через две недели после смерти Босова – Исаев подал иск уже на восстановление своей доли в «Востокугле», утверждая, что не давал согласия на ее продажу. 27 августа суд удовлетворил иск Исаева и вернул ему половину в капитале «Востокугля». Сама компания и наследники Босова подали апелляции на это решение.
Выступая доверительным управляющим 50%-ной доли Босова в «Востокугле», Катерина в начале августа заявила о рейдерской атаке на активы компании. Инициатор атаки, по ее версии, – Исаев, а также группа инвесторов. Бизнесмен называл такие обвинения «наглой клеветой».
Юридические головоломки
Кейс Босова высветил обычные подводные камни сложных юридических и человеческих конструкций в семье и бизнесе. И это только то, что известно из прессы. Что происходит на самом деле, судить сложно, учитывая количество конфликтующих сторон, столкнувшихся интересов и нехватку информации. Часто бывает, что конфликтующие стороны нельзя поделить на правых и неправых: у каждой свои интересы и своя правда.
Но даже имеющихся сведений достаточно, чтобы сделать важные выводы.
1. Налицо распространенная проблема, которая возникает при отсутствии правильного планирования преемственности – борьба наследников первой очереди за активы. В отсутствии завещания все делится в равных долях. Это касается бизнеса, объектов недвижимости, денежных средств, автомобилей и т. д. Процесс идет особенно болезненно, когда речь заходит о долях в юридических лицах. Ведь доля, которая принадлежит каждому из наследников или пулу наследников – например, четверым сыновьям Босова, – определяет уровень контроля над юрлицом. В стандартных уставах хватает простого большинства для назначения гендиректора, а значит, для контроля деятельности компании.
При спорах, как в случае с наследством Босова, процесс может длиться годами, пока не будут приняты все судебные решения. И все это время ни один из наследников не имеет права совершать сделки с имуществом, потому что не определено, чье оно. Если кто-то захочет самовольно распорядиться активами, то его действия могут быть расценены как хищение. А сам человек признан так называемым недостойным наследником и исключен из состава наследников. И не получить вообще ничего.
2. Другая проблема – отсутствие брачного контракта. По умолчанию, если такого документа нет, то все совместно нажитое имущество во время брака принадлежит супругам пополам. Казалось бы, достаточно даты бракосочетания и даты регистрации прав собственности.
Но этот вопрос не столь однозначен. Есть и такая трактовка: муж мог приобрести актив до брака, но если в его развитие супруги вкладывали совместные деньги, а уж тем более – личные средства жены, то она вполне может претендовать если не на половину, то на часть актива точно. Такое признание можно получить только в судебном порядке. Ровно то, чего и добивается Катерина Босов, подав в ноябре иск.
В таких случаях в суде, как минимум, необходимо доказать, что: а) соответствующие вложения значительно увеличили стоимость активов; б) средства, потраченные на увеличение стоимости, были именно частными средствами одного из супругов. Оба пункта доказывать сложно. Любая трактовка может быть как за, так и против. Необходимо понять, что увеличилось в результате вложений. Уставный капитал? Доля в капитале, принадлежащая супругу (семье)? Или рыночная стоимость актива? Логичным кажется третий показатель, так как именно он говорит о значимости конкретных вложений для роста стоимости актива, но суды смотрят на этот вопрос по-разному.
Мотив Катерины Босов ясен: если она докажет законность своего права на большую часть доли в группе «Аллтек», то у нее действительно есть шанс установить контроль над компанией. А оставшаяся часть доли Босова перейдет в общую наследственную массу, среди претендентов на которую наравне с остальными будет Катерина и ее несовершеннолетняя дочь.
3. Наконец, взаимоотношения с партнерами – судя по действиям Исаева, они были довольно специфическими. Иски по «Востокуглю» – лишь часть картинки. У Босова была разнообразная, только ему понятная сеть контактов, а также немало разных партнерских проектов. Связи Босова были частью его жизни, признает собеседник Forbes: «Диму заменить невозможно. Очевидно, Катерина пытается сохранять его стиль, его заветы и задумки. А насколько она сможет – посмотрим».
Получается, исключительно фигура Босова держала в хрупком балансе процессы, происходившие как внутри огромной бизнес-империи, так и в большой семье. После его ухода произошла сильнейшая разбалансировка.
Как избежать конфликтов
Число таких ситуаций, как кейс Босова, будет только расти. Первое поколение российских владельцев капитала не приучено к тому, чтобы заранее планировать преемственность. Но именно сейчас современная Россия входит в первый масштабный процесс перехода благосостояния между поколениями. И что мы видим? Более 90% владельцев частного бизнеса не имеют детального плана преемственности. А те 10 процентов, которые считают, что все спланировали, часто принимают за такой план наличие завещания, траста или иного юридического инструмента, который в лучшем случае обеспечит передачу собственности, но не поможет сохранению человеческого капитала и отношений. Таковы данные Центра управления благосостоянием и филантропии бизнес-школы «Сколково» из работы 2015 г. «Исследование владельцев капитала». За пять лет ситуация, увы, не поменялась.
Дополнительное осложнение – это практически полное отсутствие разговора о благосостоянии внутри семьи: основатели оберегают наследников от потенциальных рисков, а у наследников появляется искаженное понимание структуры и размеров капитала, указывается в другом исследовании Центра «Сколково» «Разрыв между поколениями».
Наследственные дела получают большое освещение, так как со стороны выглядят как детективные истории с закрученным сюжетом, но в их основе – семейная трагедия, конфликт, в котором часто не может быть победителя. Скандалы вокруг наследства наносят вред всем участникам: влияют на стоимость и жизнеспособность активов, на менеджмент и работников, на репутацию, на семейные отношения.
Что же делать? Самый сложный, но и наименее разрушительный рецепт – найти в себе силы и пойти по пути мирной преемственности, договариваться с участниками процесса. Изнурительные многолетние тяжбы с привлечением боевых адвокатов редко заканчиваются удовлетворением. Достаточно вспомнить конфликт акционеров и наследников производителя кухонной техники группы «Рэдмонд», выяснение отношений между наследниками бизнесмена Кахи Бендукидзе, ситуацию с банком «Возрождение».
В случае хорошей войны будет много расходов со всех сторон, будут суды, банкротства активов, разрушенные сделки и отношения. И тут, действительно, худой мир лучше!
