В экспертной среде обсуждается тезис о политическом союзе Михаила Мишустина и Германа Грефа. Я прочитал об этом у экономиста Владислава Иноземцева. Суть в том, что вскоре после назначения Мишустина премьер-министром ранее принадлежавший ЦБ Сбербанк был передан под контроль правительства, а его медийно-рекламное направление возглавили прежде работавшие в «Газпром-медиа» люди Дмитрия Чернышенко. Чернышенко – заместитель Мишустина, который как раз за СМИ и отвечает. Как заявили после этого в Сбере, корпорация собирается занять ведущие позиции на отечественном рынке рекламы и медиа.
Здесь следует вспомнить, что СМИ в России – не просто бизнес. Это гораздо больше. Контроль над медийным пространством – ключевой инструмент, с помощью которого Кремль удерживает власть. Достаточно вспомнить жестокие войны с олигархами и «уникальными журналистскими коллективами», через которые пришлось пройти режиму в попытке этот самый контроль установить. Так что логика практически любого решения в этой сфере носит в первую очередь политический характер.
Если Кремль действительно позволит Мишустину построить с помощью Сбера собственную медиа-империю, можно будет смело говорить, что решение о преемнике принято, и тот начал создавать собственную политическую инфраструктуру. Чтобы состояться в качестве публичного политика, информационная поддержка Мишустину обязательно понадобится.
Хотя показатели одобрения его деятельности после назначения в целом демонстрировали неплохую динамику, в последнее время у премьера наметился рост антирейтинга. Если в июле было 27%, то к октябрю, согласно данным «Левада-центра», стало 38%. Антирейтинг у председателя правительства рос даже в августе, крайне благоприятном для режима в целом, когда и показатели доверия президенту Владимиру Путину укрепились, и губернаторы усилились, да и число людей, позитивно оценивающих перспективы страны, увеличилось. Рост количества респондентов, которые в тот же самый момент неодобрительно отзывались о деятельности российского премьера, свидетельствует, что отношение к нему начало отвязываться от отношения к власти в целом. Премьер начал жить собственной политической жизнью, и ему приходится несладко.
Стать полноценным политиком при персоналистском режиме вообще непросто. Пока Владимир Путин у власти, остальные вынуждены находиться в его тени. Совершая какой-нибудь шаг, любой представитель российской властной иерархии в первую очередь вынужден думать не о реакции избирателя, а о том, как его действия воспримет президент. Шагам и поступкам такого политика будет вечно не хватать того, что называется authenticity – искренности, подлинности. Выглядеть он будет ненастоящим, плексигласовым.
В принципе, пока рейтинг президента был высок, и люди верили в перспективы режима, это вечное нахождение в тени ещё можно было терпеть, но вот в ситуации растущих протестных настроений оно становится по-настоящему серьезной проблемой. В такие моменты люди перестают прощать представителям системы то, на что ещё вчера смотрели сквозь пальцы. Тот, кого раньше называли «технократом», сегодня может получить определение «никакой», а за «никаких», как известно, не голосуют.
В общем, две главные политические задачи, стоящие сейчас перед Мишустиным, выглядят абсолютно взаимоисключающими. Надо демонстрировать: Путину – лояльность, обществу – самостоятельность. Проскочить между Сциллой и Харибдой здесь чрезвычайно сложно. Предыдущий председатель правительства Дмитрий Медведев, например, не смог.
Впрочем в полном соответствии с логикой диалектики, в путинской безальтернативности есть обстоятельство, которое работает на премьера. Общество так устало от несменяемости власти, что будет радо практически любой альтернативе. Если не делать очевидных глупостей – а Мишустин, понятно, к ним не склонен, – люди удовлетворятся самим фактом того, что во главе государства окажется, наконец, человек, фамилия которого не будет начинаться на букву «П». Единственное, что потребуется режиму, чтобы обеспечить спокойное избрание преемника – не допустить реальной конкуренции. Во время предыдущей президентской кампании даже Павел Грудинин, дотоле малоизвестный клубничный король, оказался настолько серьезным противником, что на борьбу с ним пришлось бросить все силы, да и то получилось плохо.
У Мишустина есть ещё один козырь. Не знаю, можно ли его назвать «цифровым гением», но он точно гораздо ближе к этому определению, чем Медведев, – который, как известно, тоже «цифрой» увлекался. Для бывшего премьера то была игра, для нынешнего все это всерьеез. И не случайно Герман Греф затеял резкий сдвиг Сбербанка в направлении цифровой корпорации именно после смены премьера. Греф даже ребрендинг организовал, чтобы погромче прозвучало. Оно и понятно, ему тоже нужны союзники, его тоже жмут аппаратные конкуренты. Чуткий глава Сбера первым уловил перспективу «политико-цифрового» сотрудничества с новым председателем правительства, но рано или поздно ее почувствует и рядовой избиратель.
С точки зрения электоральных перспектив «цифровая природа» премьера имеет большое значение. Вопросы цифровизации и «экономики завтрашнего дня» легко конвертировать в темы прогресса и будущего. Это как раз то, чего не хватает нашим людям. Путинский режим живет днем вчерашним, его повестка себя исчерпала. Нельзя долго идти вперёд с головой, повернутой назад. От разговоров о наших славных традициях и великой истории люди изрядно устали. Они понимают, что с прошлым у страны все в порядке, а вот с будущим, по их мнению, много неясностей. Россияне боятся будущего. Страна замерла в ожидании политика, который покажет, что твердо знает, что нас ждет, и организует, наконец, движение вперед. Нынешний премьер с его бэкграундом вполне на эту роль подходит.
Что будет делать Мишустин после своего избрания? Пока этого не знает никто, в том числе и Владимир Путин. В Испании демократический транзит запустили люди, которые в период правления диктатора Франко считались его верными последователями. Думаю, что если к 2024 г. в обществе сложится консенсус относительно необходимости демократических реформ, то Мишустин долго противиться не будет. Похоже, что он человек неконфликтный и если это действительно так, то это будет его ещё одним – возможно самым главным – преимуществом.
